Статьи 18-05-2023 Комплексное ПТСР на примере романа Донны Тартт "Щегол" Комплексное посттравматическое стрессовое расстройство, как новая категория в Международной классификации болезни - 11, заменяет предыдущую категорию “Стойкое изменение личности после переживания катастрофы”. Данная категория описывает профиль симптомов, который может возникнуть после воздействия единственного травматического стрессора, но чаще возникает вслед за тяжелым пролонгированным стрессом или множественными или повторяющимися нежелательными событиями, избежать воздействия которых не представляется возможным. Диагноз включает три стержневых признака ПТСР - повторные переживания, избегание, гипернастороженность,- а также нарушения в аффективной сфере, сфере представлений и в межличностных взаимоотношениях. На мой взгляд, история жизни героя романа Донны Тартт “Щегол” как нельзя лучше раскрывает феноменологию симптомов комплексного ПТСР. Будучи 13-летним ребенком Теодор Деккер оказывается в эпицентре теракта, произошедшего в Нью-Йоркском музее. Дети являются группой отличающейся высокой возрастной предрасположенностью к посттравматическому синдрому. Риск развития увеличивается из-за чувствительности, восприимчивости, впечатлительности, недостаточной сформированности адаптационных механизмов нервной системы. Далее в описании пути героя мы можем видеть, как экстремальность, тяжесть и неконтролируемость травмы, неблагоприятные социальные условия, такие как одиночество, отсутствие близких людей, трудные материально-бытовые условия, отягощенная наследственность и особенности семейной ситуации приводит к развитию ПТСР. Путь Героя Рисунок 1. Путь Героя. Роман начинается с воспоминаний главного героя о трагических событиях в его жизни. Тео вместе с мамой решили заглянуть в Нью-Йоркском музей перед встречей с директором школы. Мама Тео была поклонницей Карела Фабрициуса, особенно ей нравилось полотно с изображение маленького щегла. Пока Тео любовался картиной, мама решила отойти в сувенирную лавку. Прогремел взрыв. Тео обнаруживает себя в обломках, чувствует сильную боль в голове и не понимает, день сейчас или ночь. Чуть поодаль он видит пожилого мужчину с маленькой рыжеволосой девочкой. Тео подходит ближе, мужчина протягивает ему кольцо и просит передать его своему другу и партнеру по бизнесу- Хоби. Также мужчина настаивает на том, чтобы Тео забрал картину Фабрициуса с собой. Тео пытается найти свою мать, но так не увидев ее внутри музея, предполагает, что она уже выбралась и наверняка ждет его дома. Но и в квартире никого нет. Через какое-то время ему звонят из социальной службы с извещением, что мать погибла и Тео нужно на время пожить у кого-нибудь, пока не найдут его отца или других родственником. Так, после теракта В нью-Йоркском музее Тео отправляется жить в семью своего школьного друга Энди Барбура. (см. рис.1) Стратегия избегания упоминаний о травме, ее вытеснения из сознания (“инкапсуляция травмы”) была адекватна острому периоду в жизни Теодора. Мы можем заметить, что только через 2-3 недели Тео находит способ поговорить о том, что произошло в музее с тем, кто потерял близкого человека. Тео находит Хоби и Пиппу, рыжеволосую девочку. Постепенно в жизни Тео появляется упорядоченность, стереотипные действия: он ходит в школу, делится своими переживаниями с другом, в семье которого проживает, ходит в мастерскую к Хоби: “С самой маминой смерти никто так ко мне не прикасался - по-дружески, чтобы подхватить меня, когда я растеряюсь, и я, будто бездомный пес, изголодавшийся по любви, вдруг ощутил, как из глубины, из самой моей крови, рванулась верность, внезапное, унизительное, защипавшее глаза убеждение, что это хорошее место, это хороший человек, я могу ему довериться, тут меня никто не тронет”. Через какое-то время за Тео приезжает отец вместе со своей любовницей и забирает Тео в Лас-Вегас. Перед этим он распродает все вещи мамы: “разбирали квартиру по коробкам, я и опомниться не успел, как мой дом стал рассыпаться у меня на глазах с такой скоростью, что голова шла кругом". Тео видит, как снова разрушается все то, к чему он привык. Отец имеет зависимость от викодина и азартных игр. Он совершенно не стремится оказать мальчику эмоциональную поддержку. При первых же признаках паники, предлагает ему выпить таблетку. Мы видим нарушения эмоциональных, волевых функций, которые проявляются в виде замкнутости, раздражительности. Тео становится еще более одиноким. Отсутствие когнитивной, эмоциональной и инструментальной поддержки: “жить с ними было все равно, что жить с соседями, с которыми не особо не ладишь. Когда они были дома, я сидел, запершись у себя в комнате. А когда их не было дома - то есть почти все время - я шатался по дому… никого не волновало, что я ходил в одной и той же одежде и не посещал психолога”. “Из-за дурного питания у нас началось истощение, руки и ноги пошли мягкими коричневыми синяками”. Сложности в общении, неумение справляться со своими чувствами, высокий уровень внутреннего напряжения, отсутствие родительской опеки, свободный доступ к наркотическим веществам, переезд, утрата прежних дружеских связей способствует развитию аддиктивной зависимости. Период жизни в Лас-Вегасе длится не больше года: отец погибает в автокатастрофе, Тео возвращается в Нью-Йорк. Все это время он оберегает картину. Мы видим развитие развитие стойких негативных представлений о себе, которые сопровождаются глубокими и всеохватывающими чувствами стыда и вины: “У стыда, что терзал меня, не было ясной причины, и от этого он делался еще пагубнее: я не понимал, отчего я чувствую себя таким замаранным, бесполезным, плохим -да только чувствовал, и стоило поднять мне голову от книг, как меня так и захлестывало со всех сторон потоками слизи. Отчасти дело было в картине - я знал, что если так и буду держать ее у себя, ничего хорошего из этого не выйдет, но понимал, что она у меня уже слишком долго, чтобы теперь в этом признаваться”. Преследуемый навязчивыми воспоминаниями и мыслями о травме, Тео начинает организовывать свою жизнь таким образом, чтобы избежать эмоций, которые провоцируются этими вторжениями. Избегание принимает форму постоянного злоупотребления наркотиками. Тео совершенно не способен соприкоснуться с малейшими проявлениями боли, что конечно не способствует близости с людьми. Он живет в вечном противостоянии навязчивым воспоминаниям. В Нью-Йорке из страха снова остаться одному он предпринимает все усилия, чтобы остаться с Хоби: “И хотя иногда я работал вместе с Хоби у него в мастерской по шесть-семь часов кряду, практически не раскрывая рта, в лучах его внимания я никогда не чувствовал себя одиноким: что не мама, а какой-то другой взрослый может быть со мной таким внимательным и понимающим, может посвящать мне свое время - меня поражало”. В сюжетной линии картина является тем объектом, который “капсулирует” прошлое. Тео зацикливается на обеспечение сохранности картины, вся сфера его интересов сужается до организации защиты вокруг картины. Я предполагаю, что Тео, забрав картину из музея, компенсировал тем самым чувство своей беспомощности и уязвимости. Так, хранение картины привело к выстраиванию поведенческого паттерна: “Вздрагивал, когда звонили в дверь, дергался, как ошпаренный, от телефонных звонков, подскакивал, когда меня как током ударяло “дурными предчувствиями”, и я - посреди урока - мог вскочить и помчаться домой , только чтобы убедиться - наволочка еще на месте, никто ее не разворачивал и не пытался отлепить клейкую ленту”. Тео раз за разом переживал травматическое событие и больше всего на свете переживал, что кто-то обнаружит его тайну. Через какое-то время Тео определяет картину в хранилище, держит ее завернутой в несколько слоев бумаги: “В тени спеленутый сверток - тот его кусочек,который был виден - казался до странного бесприютным, жалким, живым, не бездушным предметом, скорее каким-то несчастным существом, лежит оно в темноте, связанное, беспомощное, не может никого позвать на помощь и мечтает о спасении”. За семь лет Тео ни разу не взглянул на то, что еще когда-то вызывало у него состояние - “когда ты рядом с любящим тебя человеком, который никогда не причинит тебе вреда”. Из следующего описания - “Она была часть мира, которого не было, или скорее я словно бы жил в двух мирах, и хранилище было частью мира воображаемого, а не реального” - мы видим нарушение целостности его индивидуальности. Возможно, именно повторное отыгрывание травмы и невозможность разделить с кем-то свои переживания, признать свою ошибку и понести наказание за то, что когда-то забрал картину из музея и привело к развитию патологических черт характера. В 17 лет Тео стал торговать антиквариатом. Он ощущает чувство собственной значимости и уникальной способности продавать людям подделки по цене оригинала: “Мне нравилась сама игра. Я мог напустить туману, загадочности, умел любой плохонький предмет расписать так, что людям так и хотелось его купить”. Далее мы видим развитие компенсаторных противоположностей переживаний стыда, лживости, внутренней пустоты, отсутствия близких отношений - самоуверенности, презрения, защитной самодостаточности, тщеславия: “Пусть у меня нет подружки, нет никаких приличных ненаркоманских друзей - зато я вкалываю по двенадцать часов в сутки и ничего, глаз не дергается, ношу костюмы от Тома Брауна и с улыбкой общаюсь с людьми, от которых меня тошнит, два раза в неделю хожу в бассейн и играю в теннис, исключил из рациона сахар и полуфабрикаты. Я приятный человек, весь на позитиве, тощий, как щепка, зато не распускаю соплей, не поддаюсь дурным мыслям, продавец я отличный - кто угодно подтвердит, и дела у меня идут так хорошо, что хоть сколько трать на наркотики, на кармане все равно не скажется”. Тео избегал чувств, которые выражают зависимость от другого человека: “Чувства мои меня раздражали. Сидеть и плакать над “разбитым сердцем - так себя только идиоты ведут, нюни, слабаки и задроты -ой-ей-ей, она теперь в Лондоне, у нее другой, так пойди, купи вина…” Становятся выражены представления о собственной величии: “Отчего-то я сдуру вечно себе льстил мыслью, что, мол, в мире только я один и могу ее (Пиппа) оценить по достоинству, что она удивиться, растрогается и, может, даже взглянет на себя совсем другими глазами, если узнает, до чего она для меня красива”. Тео обнаруживает страх признаться в своей нуждаемости в другом: “Я писал ей (Пиппа) тридцатистраничные письма и стирал их, так и не отправив, держась вместо этого математической формулы, которую я сам вывел, чтобы не выставить себя на посмешище: мой имейл всегда должен быть на три строчки короче, чем ее, отправлять его надо, выждав ровно на день дольше того, сколько я ждал ответа от нее”. Тео начинает отношения с Китси (дочерью Миссис Барбур), но и здесь мы видим трудность в чувстве близости. Тео скорее важно, как они смотрятся вместе как пара, что скорее всего ему завидуют другие. Китси очень красивая девушка из очень обеспеченной семьи. Тео льстит, что она выбрала его в качестве партнера. Даже обнаружение того, что она тайно любит его бывшего школьного друга, а союз с Тео скорее является “подарком” для любимой мамы, никак его не впечатляет. Спустя несколько лет он встречает в Нью-Йорке Бориса, который рассказывает ему о том, что картина уже давно находится в руках наркодиллеров как залог сделки. Тео отправляется вместе с Борисом в Голландию, дают наводку полиции. Картина благополучно отправляется в музей, а Тео наконец-то освобождается от мучившей его тайны. Возможно,это начало принятия кризиса и поиска выхода из него. Особенности семейной ситуации Семью главного героя Теодора Деккера можно описать по следующим признакам: Саморазрушающее поведение одного из членов семьи. Из описания нам известно, что отец Тео страдал систематическим тяжелым пьянством, приуроченным к выходным. В молодости отец пробовал себя на актерском поприще, реклама, кино, но после того, как женился, стал работать в офисе. Отца вспоминает, как рассеянного, угрюмого, ненадежного - “ он мог оставить дверь не закрытой, потерять чек с зарплатой”; неопрятного, жалующегося, обвиняющего других в своих неудачах. - “по пятницам и после зарплаты заваливался не раньше трех-четырех утра: хлопая дверьми, роняя портфель, производя столько беспорядочного шума и грохота, что я, вздрагивая от ужаса, просыпался, таращился в мерцающие на потолке созвездия от ночника-планетария и гадал, не вломился ли к нам убийца.Когда я понимал, что это не маньяк, то проваливался в тревожный сон. В семье открыто не выражали чувства. На следующий день, после того, как отец приходил домой пьяный “мы с мамой старались сбежать из дома до того, как отец-скрутившись в испарине - проспится на диване. Если не получалось, мы целый день ходили на цыпочках, боясь хлопнуть дверью или еще как-то его потревожить, пока он с каменным лицом сидел перед телевизором с бутылкой китайского пива и остекленело смотрел с выключенным звуком спорт”. Члены семьи не проводили вместе время: “виделись мы нечасто. Мы не ужинали вместе, он (отец) не ходил на школьные собрания, не играл со мной и почти не разговаривал, дома появлялся, когда я спал.” Симбиоз как психологический брак между матерью и сыном. Тео замещал эмоционально недоступного мужа. Недифференцированность “Я” - “Мы с мамой не особо встревожились, когда однажды в субботу отец не пришел домой” “ мы с ней никогда его особенно не любили и в общем-то без него были куда счастливее”. Отсутствие открытого честного диалога, разъяснения того, что происходит в семье : “Хотя я и не понимал, отчего он так несчастлив, было совершенно ясно - во всех его несчастьях виноваты мы. Мы с мамой действовали ему на нервы. Это из-за нас он ходил на работу, которую терпеть не мог. Его раздражало каждое наше действие. Атмосфера, в которой не поощрялась печаль:” Уход отца стал облегчением. тяжело было расставаться с домработницей, потому что мы не могли ей больше платить”. Стиль эмоциональной коммуникации, отсутствие возможности обсуждения происходящего, сдержанность, запрет на свободное выражение чувств. “Дома мама умела заглушить отцов гнев молчанием - ровным, немигающим огнем презрения, который высасывал из комнаты весь кислород и превращал каждое его слово, каждое движение полную чушь. В конце концов он со свистом вылетал из комнаты, оглушительно хлопая дверью, а когда несколько часов спустя возвращался, тихонько щелкнув замком, заходил домой так, будто ничего не случилось: возьмет пива в холодильнике, совершенно спокойным тоном спросит, где его почта”. Мать Тео, возможно, обладала депрессивной психологией - “я знал, что ее печалит пустота”, “больше всего она хотела бы продолжить учебу, но мы с ней оба понимали, что после ухода отца это невозможно”. “ Наша с ней привычка, появившаяся из-за долгого существования с отцом: мы всегда пытались прочесть мысли друг друга”. Осложненный процесс сепарации-индивидуации. “В детстве, когда мне было лет 5, больше всего на свете я боялся, что мама однажды не вернется домой”. “В младших классах я почти каждый день переживал из-за каких-нибудь новостей по 7 каналу. Думать, что с мамой может что-нибудь случиться, было особенно страшно еще и потому, что отец был таким ненадежным”. Из следующего диалога можно предположить, что нормальное желание быть агрессивным и независимым причиняет матери боль: -Слушай, -сказала мама, приложив пальцы к вискам,- мне показалось или в этом такси невероятно… -Воняло? “Гавайскими тропиками” и детскими какашками? -Честное слово,- она обмахнулась ладонью,- все было бы ничего, если бы не эти бесконечные рывки и остановки. Все было нормально, и тут меня накрыло. - Ну так почему же ты никогда не попросишь сесть впереди? - Ты говоришь точь-в-точь как твой отец. Я смущенно отвел взгляд, потому что тоже это расслышал - отзвук его раздражающего всезнайского тона. 3. Основные психопатологические симптомы и синдромы Теодор Деккер, 13 лет, подвергся воздействию травмирующего события, в котором имели место 2 следующих явления: он непосредственно участвовал в событии, которое представляло реальную угрозу смерти и его реакцией были сильный ужас, беспомощность и дезорганизованное поведение. Минуты-дни “Почти в тот же миг - черная вспышка, вокруг взметнулись и скрутились обломки, рев горячего ветра врезался в меня и швырнул через всю комнату. И какое-то время я не знал больше ничего. Меня хорошенько отделали: все тело болело, ребра ныли, а по голове как будто врезали свинцовой трубой.Звон в ушах, голова разламывается от боли, в глазах двоится. “Оглушение”, дезориентировка Слегка обезумев от удара по голове, я потерял все чувство времени, не понимал даже, день сейчас или ночь. Галлюцинации “Урок анатомии” был, кстати, в той же книжке, но я его боялась до трясучки. Ясно, сонно отозвался я. Я перевернул картину, чтобы показать ей, и тут понял, что ее тут нет. Парамнезия Слушайте, я вернусь, мне нужно.. - я никак не мог все точно припомнить, но мама велела мне идти домой, немедленно, мы там должны были встретиться, она мне сто раз говорила. (Перед взрывом они договорились встретиться в сувенирной лавке) Амнезия на воспоминания о событии “Потом мы опять вернулись к плану. Может, я попробую, ну еще разочек, показать на схеме где я был? Здесь или здесь? А может, здесь? - Не помню,- повторял и повторял я, отчасти потому, что и впрямь мало что помнил, отчасти потому, что был напуган и только и ждал, когда же этот разговор закончится. Флэшбек-эффект Иногда неожиданно горе накатывало волнами, так что я начинал задыхаться, а когда откатывало назад, я обнаруживал, что гляжу на просоленные обломки крушения, залитые таким ярким, таким рвущим душу и пустым светом, что с трудом верилось, будто мир когда-то не был мертв. Ему пришлось меня окликнуть, чтобы я очнулся. Я снова и снова переживал тот миг, когда мы с мамой взлетаем по ступеням в музей. ЕЕ полосатый зонтик. Нам в лица сыплет дождем. Я понимал, что случилось непоправимое, и в то же время мне все казалось, что должен быть какой-то способ вернуться назад, под тот дождь и все изменить. Всякий раз это начиналось внезапно - в школе или на улице, едва нахлынет - и я застывал на ходу, вновь встречаясь глазами с той девочкой ровно за один странный, искривленный миг до того, как рухнет весь мир. Случалось, я приходил в себя, не понимая, что мне говорят, и натыкался на недоуменный взгляд партнера по лабораторкам на биологии, или мужик, которому я заслонил дверцу холодильника с газировкой в корейском магазинчике, говорил мне: слышь, пацан, сдвинься, мне некогда тут торчать. Повторяющиеся страшные сны, в которых содержание связано с травматическим событием Поскольку пару раз я явно будил Энди тем, что вопил и метался во сне, Миссис Барбур начала давать мне маленькую зеленую таблетку, элавил, от которой как она выразилась, я должен был перестать пугаться по ночам. Было, конечно стыдно, потому что в общем-то не снились полноценные кошмары, а так, тревожные интерлюдии, в которых мама задерживалась допоздна на работе и потом не могла никуда уехать. Иногда я просыпался по ночам, подвывая. После взрыва хуже всего было то, как я носил его в собственном теле - этот грохот, его костолом ное пекло. Во сне у меня всегда было два выхода - светлый и темный. И приходилось выбираться через темный, потому что светлый подрагивал пламенем и жаром. Но в темном - в темном были трупы. Избегание мыслей и чувств Я какое-то непомерное количество времени провел в пустых классах (уставившись в пол, механически кивая головой) один на один с учителями, которые просил меня задержаться после урока или отводили в сторону - поговорить. Чувства отстранения или отчуждения от других Я изо всех сил пытался слиться с обстановкой - скользить себе потихоньку мимо китайских орнаментов, будто рыба - мимо кораллового рифа, и как назло то и дело привлекал к себе нежелательное внимание по сто раз на дню. Отсутствие аппетита, физическая ангедония Вся еда была на вкус как картон. Мне уже несколько недель вообще не хотелось есть. 1 месяц Чувство вины Неужели, как и я, мои учителя думали, что я виноват в смерти матери? Деперсонализация Все потерялось, я исчез с карты: меня вымотали блуждания по чужому дому и чужой семье, и я был вялый, заторможенный, плаксивый даже, будто заключенный, которому не давали спать несколько дней. Снова и снова я думал: меня уже ждут дома, а затем - в миллионный раз: Не ждут. Раздражительность и вспышки гнева Не хочу есть, - сказал я так грубо, что стыдно стало. Чувство изолированности (Проблема близости и искренности) Я знал, что она хотела как лучше, но вышел из кабинета с опущенной головой и жгучими слезами ярости на глазах. Да что она в этом понимает, крыса старая?! У миссис Свонсон огромная семья, если верить фоткам на стенах - штук десять детей и внуков штук тридцать, у миссис Свонсон огромная квартира на западной стороне Центрального парка… и ноль понятий о том, каково это, когда - щелк! - и минуту все сломано, все исчезло. Легко ей посиживать в своем хипповском кресле и разглагольствовать про внеклассные занятия и незапертые двери.) Сеансов с Дейвом (психотерапевт) я ждал с ужасом, то была пытка, которой я подвергался 2 раза в неделю - хуже похода к зубному, мне было стыдно, что я его не люблю, ведь он так старался… как начнет задавать вопросы, и я цепенею, будто меня вытолкнули играть на сцену, а я и слов то не знаю. Дереализация Вокруг меня, мимо меня - дом жил своей жизнью. 6 месяцев Трудность принятия смерти Каждый день я узнавал столько всего - от важного до мелочей, что непременно надо было рассказать маме, и пока я тупо смотрел, как отец закидывает сумки в багажник, то первым делом подумал: ого, что будет, когда она узнает. Неудивительно, что он не слал домой денег. Формирование аддиктивного поведения Весь следующий год я так старался вытеснить из памяти и Нью-Йорк, и всю мою прошлую жизнь, что едва замечал, как проходит время. В бессезонной жаре мелькали одинаковые дни: утром -похмелье, езда в школьном автобусе, саднит заалевшие спины, потому что мы опять заснули у бассейна, бензиново несет водкой, от Поппера вечно воняет хлоркой и мокрой псиной. Клей, что мы нюхали, набрасывался на нас темным, машинным ревом, будто вихревый взмах пропеллеров:включить двигатели! Год и далее Сверхнастороженность чрезмерные реакции испуга В Нью-Йорке меня ежедневно подстерегали кошмары вроде “толпа-подземка”; внезапность взрыва меня так и не отпускала, я вечно ждал, вот-вот что-то случится, высматривал это “что-то” уголком глаза, какие-то группы людей в общественных местах могли спровоцировать эту военную тревогу, кто-то вдруг слишком резко меня обгонит, неправильно повернувшись, проскочит быстро мимо меня - а у меня уже тахикардия и пульс зашкаливает от паники, да так, что приходится плестись, спотыкаясь, до ближайшей скамейки. Психическая и физическая зависимость от вещества: 1 сильное желание принимать вещество 2 ослабление контроля над его приемом и отцовские обезболивающие, которыми я поначалу глушил эту практически неконтролируемую тревожность, стали таким чудесным спасением, что вскоре я стал себя ими баловать: сначала только по выходным, потом-после учебы, потом я стал проваливаться в урчащее, эфирное забытье всякий раз, когда мне было скучно или тоскливо (что, к сожалению, бывало довольно часто). 3 возросшая толерантность это был оксиконтин, по 80 мг в дозе, от которой с непривычки и коньки можно было откинуть, но к тому времени это уже было не про меня. Но героин я не употреблял, только когда предлагали- тут вкачу, там разок ширнусь. Да, он мне нравился, да, я только о нем и думал, но покупать- не покупал. А то никогда не завяжу. А вот дороговизна таблеток не только помогала держать в узде мою зависимость, но и стала мне отличным стимулом каждый день заглядывать в мастерскую и продавать мебель. Меня таблетки превратили в компетентного и расторопного члена общества. Пусть у меня нет подружки, нет никаких приличных ненаркоманских друзей - зато я вкалываю по двенадцать часов в сутки и ничего, глаз не дергается, ношу костюмы от Тома Брауна и с улыбкой общаюсь с людьми, от которых меня тошнит, два раза в неделю хожу в бассейн и играю в теннис, исключил из рациона сахар и полуфабрикаты. Я приятный человек, весь на позитиве, тощий, как щепка, зато не распускаю соплей, не поддаюсь дурным мыслям, продавец я отличный - кто угодно подтвердит, и дела у меня идут так хорошо, что хоть сколько трать на наркотики, на кармане все равно не скажется. И дело было не в деньгах, а в растущих дозах, когда я забывал, что продал что-то, когда забывал отослать счета, когда Хоби на меня странно поглядывал, если я перебарщивал с таблетками и спускался к нему весь остекленелый, отъехавший. Ужины с клиентами… простите, это вы мне? Вы что-то сказали? Шла весна моего двадцать шестого года, а я за три года чистым был максимум три дня кряду. 4 Абстинетный синдром когда через тридцать шесть часов тебя всего начинает корежить, а дальнейшая жизнь без опиатов зияет перед глазами мрачным тюремным коридором, нужен какой-то очень убедительный повод, чтобы и дальше шагать в эт тьму, вместо того, чтобы развернуться и снова провалиться в роскошную перину, с которой ты по дурости решил встать. Нарушения в аффективной сфере Отчего-то прилив энергии, на котором я бодро пробулькал все лето , в середине октября вдруг резко сплюнул меня в тоскливую изморось, которая тянулась во все стороны без конца и края: за редкими исключениями я почти никого не хотела видеть, не мог сосредоточиться ни на одном разговоре, не мог говорить с клиентами, не могу вести каталог, не мог ездить в метро - любая человеческая деятельность казалось мне бессмысленной, невразумительной… Деформация эмоционально-волевой сферы: приступы тревоги, паники. Заострение негативных черт характера. Вина выжившего Спустя 14 лет после теракта Тео говорит “Я виноват в ее смерти. Люди всегда - чуточку поспешно принимались уверять меня, что нет, не виноват, конечно же еще совсем пацан, да кто же знал, ужасна случайность вот ведь невезуха, да с кем хочешь такое могло случиться,-да, чистая правда, и я не верю ни одному их слову.” “Цепляющееся” поведение О Хоби: Я лип к нему с тем же тревожным чувством, с каким отчаянно одинокий Попчик в Вегасе следовал по пятам за нами с Борисом. О Борисе: До того, как появился Борис, я достаточно стойко сносил одиночество, и не подозревая даже, насколько я одинок. Наверное, если б даже у одного из нас семья была хоть наполовину нормальной - с часами отбоя, домашними обязанностями и родительским присмотром, мы с ним вряд ли стали бы так неразлучны - и так быстро, но с того самого дня мы практически время время проводили вместе, делились деньгами и рыскали в поисках еды. Неспособность ориентироваться на длительную жизненную перспективу Меня никак не трогали открывавшиеся передо мной роскошные перспективы, у меня не было ни малейшего желания напрягаться даже на йоту больше положенного. Я просто хотел тут перекантоваться. Заключение. Роман позволяет нам проследить во времени развитие личности. Более того заметить, что само по себе травматическое событие не обуславливает возникновение ПТСР, а также сопутствующей наркотической зависимости. Именно комплекс различных факторов, их сочетание, приводит к тому, что Тео оказывается узником прошлого. Он не может пережить этот опыт и картина помогает ему в этом - “капсулирует” прошлое. Так, в рисунке 1 мы явно видим, закольцеванность жизни Тео. Вернув картину обратно в музей, он имеет шанс наконец, двинуться вперед, сделав событие в Нью-Йоркском музее прожитым и пережитым. Возможно, возвращение картины на прежнее место становится актом встречи с действительностью,что позволит отказаться от наркотических веществ, как способом ухода от реальности. Список литературы: 1.Тартт Донна Щегол: роман/ Донна Тартт, пер. с английского А. Завозовой.- Москва: Издательство АСТ: Corpus, 2019. - 827 с. 2. Материалы лекций дополнительной профессиональной программы "Гештальт-подход в клинической практике", Международный институт гештальт-анализа и супервизии
